Эти 10 психологических феноменов управляют нашей жизнью. Это психологический феномен


Эти 10 психологических феноменов управляют нашей жизнью

Утверждение, что наши действия – это результат собственных решений, в какой-то степени является ложным. Оказывается, мозг постоянно обманывает нас, нарушая наше восприятие реальности. Мы собрали 10 психологических феноменов, которые влияют на наше поведение на протяжении всей жизни.

Синдром лягушки в кипятке

Этот синдром назван в честь реального эксперимента. Если вы положите лягушку в кастрюлю с водой комфортной для нее температуры и начнете медленно ее нагревать, она будет пытаться стабилизировать температуру своего тела, и даже не попытается выпрыгнуть из кипятка. Но если изначально посадить лягушку в кипящую воду, она сразу выпрыгнет.действия

То же самое происходит с людьми: когда человек сталкивается с неприятностями, он предпочитает испытывать небольшие неудобства, пока они не истощат его до предела. Трудные отношения и безрадостная работа – это ловушки, в которые попадает человек, не желающий принимать решения.

Консервативное мышление

Наш мозг склонен придерживаться старых убеждений и пренебрегать новыми и проверенными данными. Классический пример: на протяжении веков люди считали, что Земля плоская (хотя некоторые в это верят даже сегодня). Дело в том, что им было комфортно так думать.действия

Многие люди очень консервативны в повседневной жизни. Им трудно распрощаться с устаревшей информацией или чувствами, которые исчерпали себя.

Эффект страуса

Когда ситуация выходит из-под контроля, люди часто не хотят знать всех деталей своих проблем. Своим поведением они напоминают пресловутого страуса, который прячет голову в песок. действияЧеловек игнорирует информацию, которая его расстраивает, предпочитая не думать о проблеме. К примеру, вы когда-либо радовались, что учитель еще не проверил экзаменационные работы, потому что не хотели знать результат? Что, если он плохой?

Эффект слепого пятна

Это может показаться парадоксальным, но многие люди действительно не склонны видеть ошибки в своем поведении, как говорится, не замечают бревна в глазу. Эффект слепого пятна проявляется в том случае, когда люди склонны видеть проблемы в поступках других, но остаются слепыми к собственным недостаткам, даже самым очевидным.действия Исследования показывают, что каждый человек сталкивался с этим эффектом хотя бы раз в жизни.

Склонность преувеличивать

Люди часто переоценивают ценность имеющейся информации, особенно при принятии решений. Например, человек, которые защищает свое вредное пристрастие к курению, может сказать, что знает кого-то (скорее всего, даже не лично), кто курил 3 пачки сигарет в день и дожил до 100 лет. действияМозг исключает возможность того, что такой пример является уникальным, если не лживым. Человек автоматически применяет подобный позитивный пример к своим обстоятельствам, чтобы лишний раз не беспокоиться.

Эффект Даннинга-Крюгера

Когда человек сталкивается с чем-то новым, его представление о собственных талантах оказывается предвзятым, что приводит к завышенной самооценке. действияВот почему новички часто дают «ценные» советы более опытным коллегам, не видя собственных ошибок. Когда человек получает опыт, осознание того, сколько ему еще предстоит изучить, меняет мнение человека о его талантах, как и самооценку.

Выбор в пользу отсутствия риска

Исследование показало, что если поставить людей перед выбором – уменьшить небольшой риск до нуля, либо резко сократить большой – большинство выбирает первый вариант, даже если он контрпродуктивный. действияЧто лучше: устранить низкий риск авиакатастроф или радикально уменьшить огромное количество автомобильных аварий? Большинство людей выберут нулевой риск, поскольку он более привлекателен для нашего мозга.

Эффект ведра с крабами

Наблюдения показывают, что пойманный краб может вылезть из ведра, если он там один. Когда же внутри есть другие крабы, они начинают тянуть беглеца вниз.действия

Наше общество поступает так же. Подсознательно люди не хотят, чтобы кто-то из их окружения менял свою жизнь к лучшему, потому что на их фоне они сами будут выглядеть хуже. Например, когда один из друзей говорит, что хочет пойти в спортзал, остальные попытаются его отговорить («Ты и так хорошо выглядишь!», «Зачем тебе это нужно?» и т. д.). Дело в том, что они не хотят, чтобы кто-то один преуспел.

Эффект доктора Фокса

Этот эффект не только очень сильный, но и потенциально опасный, поскольку делает сомнительную информацию привлекательной для общественности. Причина в харизме. действияБольшинство людей готовы довериться словам красноречивого оратора, часто не замечая ложной информации или нарушений в логике. В то же время слова более компетентных, но менее убедительных людей кажутся не такими важными. Вот почему секты и лженаука популярны даже сегодня.

Завышенные ожидания

Представьте, что вы начали строить новые отношения: у вас появляется чувство влюбленности к своему партнеру, которое легко спутать с любовью. Ваш мозг начинает рисовать будущую свадьбу, и спустя мгновение вы уже фантазируете о том, какой красивой будет ваша совместная жизнь. Но когда первоначальная страсть уходит, человек может почувствовать разочарование, поскольку его партнер не соответствует предыдущим представлениям о «прекрасной жизни». действияТо же самое касается любых ваших слишком больших ожиданий: чем больше вы чего-то ждете, тем больше будете от этого в восторге заранее, и тем меньше будете счастливы, когда ожидание закончится.

fb.ru

1.2. Специфический характер психологических феноменов

Как уже упоминалось выше, сложность освоения системы психологических понятий определяется спецификой предмета психологии. Спе­цифика эта заключается в том, что каждый человек при знакомстве с данными психологии, будучи носителем психики и обладая возможностью наблюдать об­суждаемые явления «изнутри», может, как кажется, выступать в качестве «экс­перта» по проверке излагаемых положений. Проверка эта не всегда оказывает­ся удачной, а результаты — убедительными в силу того, что для получения одно­значного результата в психологии очень часто необходимо соблюдать и учитывать большое количество условий. Практически любой психологический феномен, любой психологический эффект является следствием множества объективных и субъективных факторов, и поэтому их воспроизведение требует тщательной организации. При чтении психологической литературы нередко возникает искушение поспорить, поскольку достаточно изменить одно из усло­вий, и результат может быть прямо противоположным. В связи с этим хочется подчеркнуть: в психологии практически любое утверждение верно только в кон­тексте описанных при этом условий. Учитывать следует все что сказано.

Психика — это очень тонкий инструмент приспособления к окружающей среде. Ее механизмы работают слаженно, гармонично и преимущественно неза­метно для субъекта. Образно говоря, для психики важно дать субъекту надеж­ный результат, не отвлекая его внимания на процедуру и процесс получения этого результата. Точность и эффективность практической деятельности чело­века как раз и обеспечивается «прозрачностью» психических процессов, непо­средственной данностью их результатов. В повседневной жизни мы «не видим» многих психических явлений подобно тому, как мы не видим хорошо отполиро­ванных стекол очков при чтении. Психику в рассматриваемом контексте можно уподобить хорошо отлаженному техническому устройству, на детали которого и их назначение обращаешь внимание только тогда, когда они начинают работать плохо или вовсе выходят из строя. Более того, в психике человека имеются спе­циальные механизмы, активно препятствующие осознанию субъектом некото­рых процессов, происходящих в его «внутреннем хозяйстве». В связи с этим тем более не все, что утверждается в психологии, может быть сразу воспринято, осознано и понято путем сверки этих утверждений с опытом, полученным в ре­зультате наблюдения над собой и анализа своих переживаний. Под переживани­ями в психологии, кстати, понимаются не только эмоции по поводу какого-то события, но и любое событие, непосредственно представленное в сознании субъекта в данный момент.

1.3. Определение психики

Читатель уже наверняка заметил, что в данном тексте терми­ны «душа» и «психика» используются как равнозначные. Действительно ли по­нятия

«душа» и «психика» эквивалентны? Здесь стоит вспомнить о том, что значение любого термина, слова, т.е. понятие, с которым данное слово или тер­мин находится в более или менее однозначной связи, раскры­вается по своему содержанию только в определенном контексте. Все зависит от того, в какую систему включено данное понятие, не говоря уже о том, какой смысл придает данному

Термином «психика» в психологии обозначают все феномены внутренней, духовной, душевной жизни, обнаруживающие себя в сознании или поведении человека.

термину конкретный человек. Повторное обращение к про­блеме отношений между словом и его значением здесь вовсе не уловка и не стремление увести внимание читателя в сторо­ну от разговора по существу. Дело как раз в том, что, как бу­дет показано ниже, человек как сознательное существо дей­ствительно живет в символической среде, т.е. в мире, опреде­ляемом его способностью к категоризации воспринимаемых явлений, и эта способность в свою очередь во многом определяется особенно­стями его словоупотребления.

Если обратиться к этимологии слова «психика», то можно обнаружить пол­ное тождество значений слов «психика» и «душа», поскольку слово «психика» производно от греческих слов psyche (душа) и psychicos (душевный). Однако возникновение новых слов для обозначения однородных явлений неслучайно. Новое слово подчеркивает и новый аспект в их понимании. В те исторические времена, когда феномены внутреннего мира человека воспринимались скорее как неделимое целое и не был еще накоплен опыт выделения множества состав­ляющих его элементов и их обозначений, весь этот внутренний мир и обозначал­ся общим термином (словом) душа. В обыденном сознании так происходит и в настоящее время, когда, например, об эмоциональном переживании неопреде­ленности говорят «душа не на месте», а об эмоциональной разрядке, сопровож­дающей удовлетворение какой-то потребности — «на душе легче стало». По мере накопления опыта наблюдения за фактами душевной жизни и обозначения отдельных феноменов специфическими терминами произошло усложнение представлений о душе, и для обозначения всего комплекса этих явлений посте­пенно, главным образом в профессиональной среде, утвердился термин «психи­ка». Таким образом, термином «психика» в психологии обозначают все феномены внутренней, духовной, душевной жизни, обнаруживающие себя в сознании или поведении человека. Это и само сознание, и бессознательное, проявляюще­еся в непроизвольно возникающих психических образах и элементах поведения человека, и сами психические образы, и потребности, и мотивы, и воля, и эмо­ции, и сама личность человека как способ организации всех психических фено­менов. Термином «психика» обозначают также некие гипотетические «менталь­ные», «внутренние» механизмы, оказывающие управляющее влияние на поведение животных.

Дать научное определение понятия — это значит показать его наиболее важ­ные связи с другими понятиями и категориями, отнести явление, отраженное в данном понятии, к какой-то ранее определенной категории, перечислив при этом его специфические признаки, отличающие его от явлений того же порядка. Поскольку исчерпывающие определения — это скорее недостижимый идеал, к каждому из них обычно даются более широкие комментарии, раскрывающие содержание входящих в него понятий. Так же поступим и мы.

Итак, психика — это системное свойство высокоорганизо­ванной материи, заключающееся в активном отражении субъектом объективного мира, в построении им неотчуждае­мой от него картины мира и саморегуляции на этой основе своего поведения и деятельности (Психология, 1990).

Здесь следует остановиться и внимательно разобраться с содержанием понятий, входящих в данное определение.

Во-первых, психика — это не материя, а ее свойство. Свой­ство данной высокоорганизованной материи (нервной систе­мы) связано с самой материей так же, как, например, свой­ство зеркала отражать — с самим зеркалом как материаль­ным объектом. Здесь уместно вспомнить, что любое свойство любого материального объекта (сущности) проявляется только при его взаимодействии с другими объектами (сущностями). Нет и не может быть свойства

Психика — это системное свойство высокоорганизован­ной материи, заключающееся в активном отражении субъектом объективного мира, в построении им неотчуждаемой от него картины мира и саморегуляции на этой основе своего поведения и деятельности.

объекта как такового! Бессмысленно спрашивать, напри­мер, растворим ли свинец вообще, поскольку указанное свойство — растворимость — проявляется при помещении его в азотную кислоту, а при помещении в воду он такого свойства не обнаруживает. Следовательно, психика как свойство материи — это не какая-то исходящая от данной материи эманация, а некое ка­чество, проявляющееся в специфическом характере взаимодействия ее с други­ми объектами (сущностями).

Во-вторых, психика — системное свойство высокоорганизованной материи. Высокая организация, сложность, обусловлена прежде всего сложностью про­цессов жизнедеятельности, составляющих сущность элемента данной живой материи, клетки — это один уровень ее сложности. Она определяется также сложностью организации элементов в целое более высокого уровня — нервную систему — это второй уровень, включающий в себя первый. Психика отдельно­го человека в той форме, в которой мы ее наблюдаем в нормальных условиях, является следствием третьего, надорганизменного (социального) уровня орга­низации той же живой материи. Здесь необходимо подчеркнуть процессуальный характер той организации материальной основы, в рамках которой разворачи­ваются психические явления. Предельно упрощая картину, можно сказать, что психика возможна только в процессе жизнедеятельности живых организмов. Психика не только результат этого процесса, не просто некий эпифеномен, по­бочное его следствие, она сама по себе процесс, причем процесс активный.

В чем же проявляется специфическое свойство этой организованной в опре­деленную систему материи? Ответ таков: основное свойство ее заключается в активном отражении окружающей действительности, т.е. в активном построе­нии образа окружающего мира. Для чего? Для того чтобы, имея его в наличии, строить поведение всего организма в этой окружающей его действительности (среде) так, чтобы удовлетворять постоянно возникающие у него потребности и при этом обеспечивать его сохранность.

Здесь может возникнуть вопрос: «Если психика — это свойство материи, то какова собственная природа психики? Материальна она или идеальна? Материальны ли формируемые ею образы мира? Если образы идеальны, то как это иде­альное связано с материей нервной системы?» Проблема, поднимаемая этими вопросами, имеет скорее философский, нежели психологический характер. Она будоражила умы ученых многие столетия. Ответы давались самые разные — от отрицания психики как таковой через признание психики как некоего эпифеномена до дуализма и психофизического па­раллелизма. С развитием теории информации и кибернетики проблема эта практически снята. В настоящее время на по­ставленный вопрос можно ответить так: психика идеальна, но возможна только при протекании определенных физиологи­ческих процессов.

Предметом психологии являются законо­мерные связи субъекта с природным и социокультурным миром, запечатлен­ные в системе чувст­венных и умственных образов этого мира, мотивов, побуждаю­щих действовать, а также в самих действиях, пережива­ниях своих отношений к другим людям и самому себе, в свойствах личности как ядра этой системы.

А. В. Петровский

Взаимоотношение между материальной основой образа и самим идеальным образом, формирующимся посредством этой материальной основы, можно предельно упрощенно продемонстрировать на примере мелодии, записанной на пластинке. Сколько бы мы ни рассматривали пластинку, как бы ни анализиро­вали увиденную картину, мелодии мы там не увидим. Все, что мы сумеем уви­деть — это канавки различных конфигураций. Мелодию мы можем получить, лишь создав определенные условия для протекания процесса, при котором ме­лодия и осуществляется: определенную скорость вращения пластинки, помеще­ние иглы в канавку, усиление возникающих при этом колебаний. Здесь необхо­димо обратить внимание на то, что при воспроизведении мелодии воспроизво­дится не материал, который при этом используется, а структура, т.е. система отношений между колебательными движениями, запечатленными на пластинке. Она может быть потом воспроизведена в неизменном виде в структуре электри­ческих потенциалов на магнитной ленте или в структуре затемнений на целлу­лоидной пленке, или в структуре колебаний воздушной среды (звуковых волн), колебаний барабанной перепонки и, наконец, в структуре нервных импульсов. Здесь важно то, что мелодия — это процесс. Если пластинку остановить или ис­портить аппарат для ее воспроизведения, мелодия исчезнет, может быть, навсегда. Если психику, с известными оговорками, в образной форме уподобить мело­дии, а живую нервную систему — проигрывателю, то мы получим простейшую модель взаимоотношений между нервной системой (материальным носителем) и психическими явлениями. Грубо говоря, психика существует, свершается в то время и до тех пор, пока «пластинка» крутится.

Несколько усложняя эту простую аналогию, мы можем продемонстрировать, как эта структура колебаний (а не сами по себе колебания) оказывают обратное влияние на материальный субстрат. Для этого достаточно представить себе, что на этом проигрывателе имеется чувствительный датчик, который реагирует только на какую-то одну музыкальную фразу (т.е. на структуру колебаний воз­душной среды) тем, что замыкает контакты реле, отключающего питание проиг­рывателя. Здесь мы сталкиваемся с очень важным моментом — моментом сличе­ния всех «воспринимаемых» этим датчиком отношений с имеющимся у него образцом этих отношений. При предельном упрощении «идеальное» во всей цепи этой последовательности возникает при их совпадении, которое вызывает ответ­ные действия. Это очень упрощенная модель момента возникновения значения объекта, значения как единственного содержания психики.

Конечно, приведенный пример представляет собой до предела упрощенную схему. В действительности физиологические и порождаемые ими психологиче­ские процессы, а также их взаимные влияния неизмеримо сложнее, однако принципиальная их основа, как это представляется в настоящее время, в нем от­ражена.

Таким образом, психология изучает идеальные психические образования, их взаимное влияние друг на друга, а также их роль и участие в регуляции жизнеде­ятельности человека.

studfiles.net

Е.Е. Соколова. Психологическая феноменология (круг феноменов, изучаемых психологами разных школ) : Psychology OnLine.Net

Е.Е. Соколова. Психологическая феноменология (круг феноменов, изучаемых психологами разных школ) Добавлено Psychology OnLine.Net 10.01.2009

Слово «феноменология», вынесенное в заглавие параграфа, означает в данном случае «совокупность феноменов»1. Феномен — философская категория, служащая для обозначения явления, ко­торое постигается в чувственном (иногда говорят «непосредствен­ном») опыте. Феномен противопоставляется «ноумену» — катего­рии, обозначающей сущность вещи, которая, хотя и проявляется в феноменах, не сводима к ним, познается иным — опосредство­ванным — образом и требует рациональных способов ее осмысле­ния.

Ниже мы рассмотрим шесть групп различных феноменов, ко­торые в разное время попадали в поле зрения психологов.

1. Если спросить новичка в психологии, какими явлениями за­нимается психология как наука, то он, скорее всего, скажет — психическими и при этом укажет на явления «внутреннего мира», точнее, явления сознания, о которых мы все знаем по собственно­му опыту и можем отдавать себе отчет. Эти явления представляют­ся многим особенными, качественно отличными, например, от физических или химических явлений (изучаемых соответственно физикой и химией). Ведь физики и химики могут наблюдать одни и те же явления (например, испарение воды при нагревании или покраснение лакмусовой бумажки при помещении ее в кислоту) все вместе, эти явления объективны, т.е. их существование и на­учное познание не зависят от субъективных переживаний того или иного исследователя2. Психические же феномены представляют­ся, напротив, субъективными, поскольку кажутся открытыми для «непосредственного» познания только тому лицу, который их пе­реживает, тогда как другой человек может составить представле­ние об этих явлениях только в том случае, если сам переживет нечто подобное. Впервые влюбившись в кого-нибудь, подросток думает, что никто никогда не переживал подобного чувства, и может сказать своему товарищу: «Ты никогда не поймешь меня, потому что никогда не любил». Можно, конечно, попытаться опи­сать эти субъективные переживания в дневнике или рассказе; при этом, несомненно, что-то теряется (вспомним тютчевское: «Как сердцу высказать себя?..»), но носитель данных переживаний убеж­ден, что уж он-то лучше всех знает, что творится у него в его внутреннем мире, «в его душе». Поэтому надо (подсказывает нам здравый смысл) научиться описывать свои переживания так, как это делали великие писатели-психологи, знатоки человеческих душ, умевшие заглянуть «вовнутрь» и воссоздать внутренний мир субъекта.

Вспомним, например, описания Л.Н.Толстым переживаний Николеньки Иртеньева, героя повести «Детство», по поводу смерти горячо любимой им матери. Обратим внимание на то, как ребе­нок во время ее похорон прекрасно различает, что он на самом деле чувствует, а что хочет показать «для других»: «Прежде и пос­ле погребения я не переставал плакать и был грустен, но мне совестно вспомнить эту грусть, потому что к ней всегда приме­шивалось какое-нибудь самолюбивое чувство: то желание пока­зать, что я огорчен больше всех, то заботы о действии, которое я произвожу на других, то бесцельное любопытство, которое за­ставляло делать наблюдения над Мими и лицами присутствую­щих. Я презирал себя за то, что не испытываю исключительно одного чувства горести, и старался скрывать все другие; от этого печаль моя была неискренна и неестественна. Сверх того, я испы­тывал какое-то наслаждение, зная, что я несчастлив, старался возбуждать сознание несчастия, и это эгоистическое чувство боль­ше других заглушало во мне истинную печаль...» [123, 87].

Многие занимавшиеся научной психологией различали, ко­нечно, собственно научное познание внутреннего мира и художе­ственное его осмысление, но тем не менее были убеждены, что психология как наука имеет огромное преимущество перед други­ми науками: если в других науках сущность (ноумен) изучаемой реальности нужно долго и опосредствованно выявлять через ана­лиз и сопоставление явлений (феноменов), то в психологии изучае­мая реальность открыта для непосредственного познания так, как никакая иная (т.е. сущность и явление в психологии совпадают). Так, известный русский психолог Лев Михайлович Лопатин (1855 — 1920) писал: «Мы все познаем через призму нашего духа, но то, что совершается в самом духе, мы познаем без всякой посредствующей призмы. В противоположность явлениям физической природы, яв­ления сознательной душевной жизни (а... только они являются прямым предметом психологического изучения) сознаются нами как они есть» [75, 9— 10].

Многие психологи считали, что для познания явлений созна­тельной жизни не существует иного метода, кроме метода интро­спекции (от лат. introspecto — смотрю внутрь). Интроспекция — это особый тип самонаблюдения, который предполагает наблюдение за своими внутренними переживаниями, происходящее в про­цессе их осуществления. «Психология не была бы возможна, — писал другой известный русский психолог — Георгий Иванович Челпанов (1862— 1936) в начале XX в., — если бы не было само­наблюдения» [136, 97], и приводил следующий пример, доказы­вающий это его утверждение. Никто из присутствующих не видит непосредственно чувства печали, которое испытывает некий че­ловек, и лишь по «каплям прозрачной жидкости», текущим из его глаз, по опустившимся углам рта и т.п. присутствующие умо­заключают об этом чувстве — и то только потому, что сами ког­да-нибудь испытывали нечто подобное. Психологов, разделявших подобные взгляды, называли психологами-интроспекционистами.

Данная точка зрения кажется настолько правдоподобной и со­ответствующей здравому смыслу, что она продержалась в науч­ной психологии довольно долго, несмотря на ее критику (см. ис­торию интроспективной психологии в главе 3). Однако за про­шедшее с той эпохи время существенно изменилось само пони­мание сознания и методов его изучения, хотя мы по-прежнему говорим, что «явления сознания» выступают теми феноменами, которые психолог, безусловно, должен включить в круг изучае­мых им явлений, и они изучаются в современной психологии, хотя уже и не с позиций интроспекционизма.

2. Постепенно в психологической науке накапливались факты, говорящие о том, что кроме сознательных явлений, о которых субъект может дать себе отчет, существуют еще бессознательные (неосознаваемые)3 психические процессы. О них субъект может даже не догадываться, но эти процессы играют существенную роль в его поведении и определяют особенности его сознательной пси­хической жизни. Проявления бессознательного психического очень многообразны (в главе 7 мы рассмотрим возможные классифика­ции бессознательных процессов в психологии). Приведем приме­ры проявлений бессознательного, которые выступают второй (пос­ле явлений сознания) областью эмпирического изучения в пси­хологии. Мы заимствуем эти примеры из знаменитой книги «Пси­хопатология обыденной жизни» великого австрийского психолога Зигмунда Фрейда (Freud, 1856—1939), который сыграл огромную роль в разработке путей проникновения в бессознательную сферу нашей психики, создав свое собственное направление в психо­логии — психоанализ.

З. Фрейд был убежден в том, что в психической жизни не мо­жет быть ничего случайного, т.е. ничем не обусловленного: любые ошибочные действия (обмолвки, описки, забывание впечатлений и намерений, закладывание куда-либо предметов и т.п.) являют­ся результатом значимых для субъекта желаний, которые остают­ся для его сознания скрытыми, и только специальное толкование указанных ошибочных действий (в отдельных случаях весьма труд­ное и долгое) может открыть их истинный смысл. Здесь уже явление и сущность не совпадают: субъекту кажется, что он хочет од­ного, тогда как на самом деле оказывается, что он желал совсем другого, чаще всего противоположного.

Один из примеров З.Фрейд заимствовал у своего коллеги док­тора В. Штекеля. Тот говорит о себе, что как врач никогда не ру­ководствуется соображениями заработка и всегда имеет в виду лишь интересы больного. Тем не менее оговорка, которую он сделал однажды, открыла его истинные желания. Одна его пациентка, пережившая тяжелую болезнь, наконец выздоравливает. Радост­ный от того, что ей лучше, В.Штекель расписывает прелести ее будущей жизни и прибавляет: «Если вы, на что я надеюсь, не скоро встанете с постели». Причины этой обмолвки, признается доктор, «очевидно, эгоистический бессознательный мотив — же­лание дольше лечить эту богатую больную, желание, которое со­вершенно чуждо моему сознанию и которое я отверг бы с негодо­ванием» [132, 236].

А вот случай из практики самого 3. Фрейда. Первого января он просматривает свою записную книжку, чтобы выписать гоно­рарные счета больным, встречает в ней июньскую запись о боль­ном под таким-то именем — и не может вспомнить, кто это такой. С большим удивлением он обнаруживает далее, что он лечил это­го больного довольно долго и посещал ежедневно. З.Фрейд зада­ется недоуменным вопросом: как и почему он мог забыть, что это был за случай? С большим трудом он наконец вспомнил, что этим больным была 14-летняя девочка, которой он поставил диагноз «истерия» и лечение которой шло первоначально очень даже не­плохо. Под влиянием видимого улучшения родители девочки ре­шили, что можно прекратить лечение, хотя у нее еще наблюда­лись боли в животе (3. Фрейд расценил их как проявления исте­рии). Но вскоре девочка умерла от саркомы брюшных желез. З.Фрейд, по его собственным словам, «будучи ослеплен шумны­ми, но безобидными явлениями истерии, быть может, не заме­тил первых признаков подкрадывавшейся неизлечимой болезни» [132, 254]. За последние годы это был самый тяжелый случай из его практики, и немудрено, что он был забыт.

В настоящее время психоанализ не является единственным на­правлением в психологии, которое занимается изучением бессоз­нательных процессов. Многие школы так или иначе имеют дело с бессознательным, хотя и истолковывают его иным образом, чем это делалось и делается в психоаналитических работах.

Надо, однако, отметить, что явления бессознательной психи­ческой жизни не даны нам столь же «непосредственно» в само­наблюдении, как кажутся нам данными явления сознательной психической жизни. До них нужно «докапываться» с помощью особых методов, анализируя, в частности, изменения поведения (см. приведенные выше примеры), сновидения субъекта, которые многие называют измененными состояниями сознания, и т.п. Многие даже считают, что бессознательные психические процес­сы нельзя, строго говоря, называть явлениями — коль скоро они не даны нам в форме «непосредственно переживаемой нами ре­альности». Это, скорее, скрытая сущность определенных «лежа­щих на поверхности» вполне сознательных явлений.

Чтобы снять возможные споры по этому вопросу на данном этапе обучения, отметим, что противопоставление соотноситель­ных философских категорий (в том числе категорий «сущность» и «явление») имеет определенные границы, и одна и та же реаль­ность при решении разных научных задач может квалифициро­ваться и как «сущность», и как «явление». В настоящем учебнике мы назвали бессознательные психические процессы «психологи­ческими феноменами» с целью подчеркнуть, что с определенно­го момента они обратили на себя внимание психологов как осо­бая реальность, требующая эмпирического (как бы это эмпири­ческое ни понималось) изучения.

3. В начале XX в. некоторые американские психологи, не удов­летворенные субъективностью современной им интроспективной психологии, предложили в качестве явлений, которые могут быть изучены объективно, различные формы поведения. Под поведе­нием они понимали все внешне наблюдаемые реакции человека (и животных) на стимулы (раздражители) из окружающей среды. Так возникло мощное психологическое направление, названное бихевиоризмом (от англ. behavio(u)r — поведение). Основатель это­го направления Джон Уотсон (Watson, 1878 — 1958) писал: «С точ­ки зрения бихевиоризма подлинным предметом психологии (че­ловека) является поведение человека от рождения до смерти... И поскольку при объективном изучении человека бихевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать сознанием, чув­ствованием, ощущением, воображени­ем, волей, постольку он больше не счи­тает, что эти термины указывают на под­линные феномены психологии» [126, 129-130].

Таким образом, бихевиористы пред­ложили изучать не явления сознания, которые, по их мнению, недоступны объективному исследованию, а феноме­ны поведения, которые могут наблюдаться несколькими психологами одно­временно и поэтому изучаться объектив­но. Тем самым психология вставала в ряд таких наук, как физика, химия и др., переставая быть «на особом положении». Бихевиористы предполагали также, что, изучив закономерности поведения индивида, можно им управ­лять и формировать в нужном обществу направлении.

Надо отметить, что внешне наблюдаемое поведение, действи­тельно, может многое сказать о человеке. Вспомним, например, одного из персонажей романа М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени» — Максима Максимыча. Вот он узнает, что подъехав­шая коляска — его старого знакомого Печорина: «Ну так!.. Так!.. Григорий Александрович? Так ведь его зовут?.. Мы с твоим бари­ном были приятели, — прибавил он, ударив дружески по плечу лакея, так что заставил его пошатнуться». Вот он ожидает Печо­рина, а тот все не идет: «Он наскоро выхлебнул чашку, отказался от второй и ушел опять за ворота в каком-то беспокойстве... Уже было поздно и темно, когда я снова отворил окно и стал звать Максима Максимыча, говоря, что пора спать; он что-то пробор­мотал сквозь зубы; я повторил приглашение, — он ничего не отвечал». Вот Максим Максимыч приходит спать: «Он бросил трубку на стол, стал ходить по комнате, швырять в печи, наконец лег, но долго кашлял, плевал, ворочался...

- Не клопы ли вас кусают? — спросил я.- Да, клопы... — отвечал он, тяжело вздохнув».

Вот, наконец, он увидел Печорина: «Я обернулся к площади и увидел Максима Максимыча, бегущего что было мочи... Через несколько минут он был уже возле нас; он едва мог дышать; пот градом катился с лица его; мокрые клочки седых волос, вырвав­шись из-под шапки, приклеились ко лбу его; колена его дрожа­ли... он хотел кинуться на шею Печорину, но тот довольно хо­лодно, хотя с приветливой улыбкой, протянул ему руку. Штабс-капитан на минуту остолбенел, но потом жадно схватил его руку обеими руками: он еще не мог говорить» [71].

Поведение как внешне наблюдаемая реальность, действитель­но, заслуживает изучения в психологии. Однако далеко не всегда прямое изучение внешне наблюдаемого может помочь психологу в истолковании реальных причин того или иного человеческого поступка. Внешне одно и то же поведение может быть вызвано самыми разными, скрытыми от прямого наблюдения мотивами, поэтому изучение феноменов поведения в современной психоло­гии происходит гораздо более сложными методами, чем в класси­ческом бихевиоризме.

4. В свое время многие ученые обратили внимание и на то, что невозможно понять психологию отдельного человека без пони­мания особенностей той общественной среды, в которой чело­век воспитывался, и той культуры, которую человек усвоил. Еще в середине XIX в. об этом говорил К. Маркс, определявший сущ­ность человека как «совокупность (ансамбль) всех обществен­ных отношений». В конце XIX — начале XX в. данные идеи рас­пространились в социологии и этнографии (Э.Дюркгейм, Л.Ле­ви-Брюль и др.). В 20-х гг. XX в. появились психологические на­правления, для которых эти идеи стали центральными (Л.С.Вы­готский, А. Н.Леонтьев и др.). Таким образом, в поле зрения пси­хологов попадают различные феномены общественных отноше­ний (экономических, политических, нравственных, религиозных и т.п.), изучаемых кроме психологии множеством других наук. Психологи должны использовать поэтому достижения этих наук в своих целях — для того, в частности, чтобы понять конкрет­ную социальную обусловленность тех или иных особенностей пси­хологии человека. Приведем примеры, иллюстрирующие сказан­ное.

Известный российский ученый-энциклопедист Ю.М.Лотман, рассматривая правила дуэльного поведения русского дворянина рубежа XVIII и XIX вв., писал, что участник дуэли не властен был остановить ее или изменить что-либо в ней, поскольку дуэль имела своей целью восстановление чести, а для дворянина честь была «основным законодателем» поведения [76]. Характерно, что если вначале, до поединка, дворянин мог не испытывать непри­язни к своему противнику (вспомним, например, дуэль Евгения Онегина с Владимиром Ленским из романа А.С.Пушкина «Ев­гений Онегин»), то в процессе дуэли ее участник чувствует, как вдруг возникает желание убить противника. В свое время состоя­лась дуэль А.С.Грибоедова с будущим декабристом Якубовичем. Они стрелялись по правилам так называемой четверной дуэли, согласно которым после противников должны были стреляться их секунданты. Оба — и Якубович, и Грибоедов (они и были секун­дантами) — не испытывали друг к другу неприязни, о чем они заявили до начала дуэли. Тем не менее она состоялась, и после нее Грибоедов признался (об этом сообщает его современник Н.Муравьев-Карский), что «целился Якубовичу в голову и хотел убить его, но что это не было первое его намерение, когда он наместо стал» [76, 175]. Так действующие в ту эпоху социокультур­ные нормы — в данном случае дуэльного поведения — могли по­влиять на чувства дуэлянтов и на их динамику.

Без включения субъекта в общественные отношения челове­ческая психика вообще не сформировалась бы. Об этом говорят многочисленные случаи, когда находили детей, воспитывавших­ся по разным причинам животными и попавших в человеческую среду слишком поздно (феномен «Маугли»). Они так и не стали людьми — многие из них по-прежнему передвигались на четве­реньках, ели сырое мясо, выли на луну и т.п. Однако простое наличие общественной среды прямо не приводит к формирова­нию человеческой психики — ребенка нужно приобщать к обще­ственным ценностям в совместной со взрослым деятельности. «Маугли» могут появляться и сегодня,-если родители не занима­ются воспитанием ребенка.

Известный российский психиатр М. И. Буянов приводил такой случай: к нему попал мальчик 6 лет из неполной семьи (отец-пьяница отказался от ребенка еще до его рождения). Мать была тяжело больным человеком и занималась тем, что разводила дома и продавала породистых собак. С четырех месяцев мальчика корми­ла собака (мать отказывалась его кормить). Он сосал молоко соба­ки или пил из бутылки, которую опять-таки приносила ему соба­ка. Он ходил за ней на четвереньках, оправлялся, как собака, играл со своей «приемной матерью», брал в рот все подряд. После помещения в детский дом он не выполнял никаких требований персонала, ел землю, сосал палки и т.п. Если мать забирала его домой, опять начиналась его «собачья жизнь». При этом явных признаков какого-либо психического заболевания у мальчика не находили, но полноценным человеком он так и не стал, практи­чески не овладев человеческой речью и не приобретя человечес­кого опыта [12].

5. Общественные отношения на психологическом уровне про­являются прежде всего в межличностном общении и совместной деятельности, которые опосредствованы различными предмета­ми материальной и духовной культуры (вообще говоря, понятия «общество» и «культура»4 неразделимы). Они также заслуживают внимания психологов. К материальной культуре относят обычно орудия труда, жилища, одежду и т.п., помогающие человеку не только приспособиться к природным условиям, но и овладеть ими, к духовной — прежде всего язык как средство общения и переда­чи опыта и то «психологическое орудие» (Л.С.Выготский), с по­мощью которого человек овладевает своими психическими про­цессами. К духовной культуре относят также регулирующие чело­веческие взаимоотношения нормы и ценности, произведения ис­кусства, религиозные представления и обряды и др. Надо отме­тить, однако, что разделение культуры на материальную и духов­ную носит условный характер. Как справедливо заметил один из i современных авторов, А.С.Кармин, «вся культура в целом духов на, потому что она есть мир смыслов, т.е. духовных сущностей» [43, 317], и в то же время она вся в целом материальна, «потому что представлена, "материализована" в чувственно воспринимае­мых кодах, в знаках и текстах» [там же]. Поэтому под материаль­ной культурой он предлагает понимать «знаковую оболочку» вся­кой культуры, т.е. объективные, материальные формы выраже­ния культурных смыслов.

Зачем психологу обращаться к изучению предметов матери­альной и духовной культуры? Потому что в них «опредмечены» человеческая деятельность, человеческие представления о мире, его переживания и размышления, его желания и стремления. Со­вокупность всех созданных человечеством предметов выступает, по образному выражению К.Маркса, чувственно представшей перед нами человеческой психологией [82]. Возьмем, к примеру, средневековую архитектуру, в которой в специфической форме воплощались представления человека Средних веков о мировом порядке и которая, как отмечал П.Бицилли, выполняла одну из важнейших функций Церкви — просветительство: «Готический собор, со своими сотнями и тысячами статуй, барельефов и ри­сунков, изображающих... всю земную жизнь с ее будничными за­ботами и повседневными трудами... всю историю человечества от грехопадения до Страшного Суда, является великой энциклопе­дией, "библией для неграмотных"» [цит. по.: 115, 63]. Даже под­верженность тем или иным оптико-геометрическим иллюзиям за­висит от культуры, в которой человек живет. Оптико-геометри­ческими иллюзиями называются зрительные иллюзии, которые возникают у многих людей при восприятии специально подобран­ных фигур, углов и линий. Примерами являются иллюзия Ф. Мюллера-Лайера (две одинаковые по длине стрелки с разным опере­нием — внутрь и наружу — кажутся, как правило, разными по длине - вторая больше), горизонтально-вертикальная иллюзия (одинаковые по длине линии, составляющие срединный перпендикуляр, кажутся, как правило, неравными: вертикальная линия воспринимается длиннее горизонтальной). Люди, выросшие в западном «прямоугольном» мире (т.е. с упорядочен­ными прямоугольными объектами, прямыми линиями и т.п.), больше подвержены, например, иллюзии Мюллера-Лайера, чем живущие в ином — «непрямоугольном» мире [49]. Примеры воплощения человеческих смыслов в формах духовной культуры (язы­ке, искусстве и т.п.) будут приведены нами ниже, при рассмот­рении задач различных отраслей психологии.

6. Наконец, в поле зрения психологов попадают различные психосоматические явления (внешне-телесные и физиологические процессы, выражающие в той или иной форме психические со­стояния). Говорят, М.И.Кутузов следовал при подборе офице­ров на должности младшего командного состава следующему пра­вилу: ввести офицера в реальный бой и посмотреть, каким будет его лицо во время этого боя. Если лицо бледнеет — значит, человек испытывает страх и его брать на должность командира нельзя; если краснеет — значит, человек, по выражению А. С. Пушкина, испы­тывает «упоение в бою и бездны мрачной на краю» и поэтому вполне пригоден для командной должности. Научную основу под это житейское наблюдение подвел крупнейший отечественный психофизиолог Е. Н. Соколов: он установил, что покраснение лица (т.е. расширение кровеносных сосудов головы) является призна­ком ориентировочного рефлекса, тогда как бледность лица (суже­ние сосудов) говорит о наличии оборонительного рефлекса [108]. В настоящее время психология располагает широким арсеналом различных методик оценки психологического состояния человека по показателям его физиологических реакций, о чем можно уз­нать из соответствующего курса психофизиологии.

Таким образом, мы перечислили те феномены, которые так или иначе попадали в разное время и в разных школах в поле зрения психологов и выступали предметом эмпирического (опыт­ного) изучения. Правда, одни психологи не признавали, скажем, феноменов бессознательной психической жизни (интроспекцио-нисты), а другие не считали возможным эмпирически изучать сознание (бихевиористы), при исследовании одной и той же ре­альности могли использоваться принципиально разные методы, принимаемые одной школой и отвергаемые другой, поэтому до сих пор многие психологические школы не могут согласовать свои концепции друг с другом.

С нашей точки зрения, во всех этих столь разнородных на пер­вый взгляд феноменах есть нечто общее — все они представляют собой проявления, формы существования и/или результаты человеческой5 деятельности. В следующем параграфе мы подробнее раскроем это положение, а также приведем краткие определения понятия «деятельность» и других связанных с ним понятий.

  1. Это же слово имеет и другие значения; чаше всего им называется философское направление XX в., создателем которого был немецкий философ Э.Гуссерль.
  2. Здесь мы даем самое распространенное (главным образом, в естественных науках и в обыденной жизни) определение понятий «объективное» и «субъективное»; существуют и иные определения этих понятий (см. ниже).
  3. В настоящем учебнике термины «бессознательное» и «неосознаваемое» ис­пользуются чаще всего как синонимы (за исключением специально оговоренных случаев).
  4. Определений культуры в настоящее время бесчисленное множество; один из авторов насчитал таковых около 500 [43]. В целом под культурой понимается «вторая природа», т.е. все созданное человечеством — материальные и духовные «вещи», совокупность всех видов человеческой деятельности, обычаев, верований и т.п. Культура фиксирует, таким образом, приобретения человечества в процессе его общественного развития и передает их от поколения к поколению.
  5. Здесь мы говорим о человеческой деятельности как главном объекте психологического изучения; однако у животных есть свои специфические формы деятельности, которые изучаются в зоопсихологии и сравнительной психологии.
Bookmark and Share

www.psychology-online.net

Психологический феномен как методологическая проблема Текст научной статьи по специальности «Психология»

7. Kobasa S. C., Maddi S. R., Zola M. A. Type A and Hardiness // Journal of Behavioral Medicine. Vol. 6. No. 1. 1983.

8. Masten A. S., Best K. M., & Garmezy N. Resilience and development: contributions from the study of children who overcome adversity. Development and Psychopathology. 1990. № 2. P. 425-444.

9. Handbook of Resilience in Children / Ed. by Goldstein S., Brooks R. B. New York, 2005.

А. Н. Алёхин

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Рассматриваются методологические аспекты современного состояния психологических наук. Показано, что множество научных дисциплин в своем содержании оперирует одним феноменом, который по-разному означивается, благодаря чему создано множество предметных полей. Результатом исторического развития наук о психике стало создание автономных терминологических сетей, что сильно затрудняет их интеграцию и систематизацию научного знания. Выход из создавшегося методологического кризиса представляется в разработке базисных концептов, инвариантно описывающих поведение человека на разных уровнях его организации: биологическом, психофизиологическом, психологическом, социально-психологическом. Опыт подобной методологической работы зафиксирован в трудах классиков отечественной психологии.

Ключевые слова: психика, науки о психике, предмет психологии, феномен, методологический кризис, означивание, концепт, системная теория поведения.

A. Alekhin

Psychological Phenomenon as a Methodological Problem

The article deals with methodological aspects of the current state of psychological sciences. It is argued that the content of scientific disciplines concerns one phenomenon, which differently signified. This results in a set of subject fields of psychological knowledge and of autonomous terminological networks as a result of historical development of sciences about the psyche, complicating their integration and systematization of scientific knowledge. The way out from the current methodological crisis is seen in the development of the basic concepts describing the behavior of the person at different levels of organization: biological, psycho-physiological, psychological, and social. Experience of similar methodological reflection is recorded in scientific works of classical Russian psychology.

Keywords: human psyche, the science of the psyche, the subject of psychology, phenomenon, methodological crisis, definition, the concept of system behavior.

Парадоксально складывается история научного изучения психики и нарушения её функций. Сформировалось множество научных дисциплин: общая психология, психофизиология, нейропсихология, патопсихология, психопатология, в названии которых так или иначе зафиксирован предмет — психика человека. Предмет будто бы един, а научных дисциплин — множество. И эти

дисциплины практикуют собственные методы исследования, выработали уже собственный терминологический аппарат, теоретические конструкции, так что и взаимопонимание между специалистами, работающими на этом общем поле, стало уже практически невозможным.

Дискуссии о предмете психологии являются характерной приметой всей истории ее

становления и современного состояния. Столь разительная и продолжительная несогласованность в понимании того, что составляет предмет и содержание психологической науки, заставляет порой сомневаться в ее шансах на самоопределение. Фактически вся история психологии — это история формирования и относительно мирного сосуществования множества внутренне замкнутых учений, вырабатывающих собственные предметы исследования и подходы к изучению психического, собственные языки

[3].

В данном контексте особенно примечательны отношения психопатологии и патопсихологии в отечественной традиции. Психопатология, будучи медицинской дисциплиной, исторически базируется на клиническом методе и сосредоточена на фиксации знаков (симптомов) заболевания, его феноменологии. В рамках общей психопатологии разрабатывались сложные систематизации разнообразных проявлений психического расстройства. Исторически это обусловлено медицинским генезисом психопатологии, а медицина всегда определяла свой метод «от явления к сущности», от симптома к синдрому, от синдрома к патогенезу и патокинезу. Науки, обслуживающие медицинскую практику (биохимия, физиология, анатомия, гистология и т. п.), лишь углубляли исходные представления, моделируя механизм развития патологического процесса на разных уровнях его системной организации. Суть психопатологической диагностики, как и медицинской диагностики вообще, сводится к соотнесению совокупностей наблюдаемых феноменов с известными болезнями, которые приобрели статус нозологических форм (заболеваний) и определяются соответствующими классификациями. Картина поведения, наблюдаемая у конкретного пациента, соотносится с картиной, описанной в соответствующем руководстве, например, в МКБ-10. При этом конкретные наблюдаемые психические явления неизбежно редуцируются и переозначиваются,

сама сущность и механизмы нарушения психической деятельности остаются вне поля зрения (хотя теоретическими концептами о патогенезе конкретного расстройства, как правило, начинается глава любого соответствующего руководства; другое дело, что эти концепты мало что добавляют к пониманию механизмов расстройства).

Казалось, что внедрение методов психологического эксперимента в клинику душевных заболеваний сможет пролить свет на психологические — патопсихологические механизмы генеза и динамики расстройства. Однако опыт свидетельствует о том, что и патопсихологическое исследование в этом аспекте ничуть не более продвигает к пониманию сущности психического расстройства. Предпринятый на заре становления экспериментальной психологии функциональный метод, членящий исходную целостную систему психики на ряд «несуществующих» психических функций, с одной стороны, позволил упорядочить множество проявлений поведения и его расстройств (сейчас любое руководство по психопатологии содержит их тщательное описание: расстройства ощущения, восприятия, внимания, мышления, памяти, личности и т. п.). Но при этом подобный аналитический подход, конечно, никак не соответствует действительной картине психического заболевания, где наблюдатель имеет дело с целостной динамичной системой, членение которой на функции имеет лишь дидактическое значение.

Патопсихология, таким образом, подобно психопатологии, осуществляет уже собственное переозначивание состояния и поведения больного, хотя и в других терминах (терминах абстрактных психических функций). Было бы наивно полагать, что такой подход увеличивает возможности диагностики, но приходится признать, что это ничуть не приближает к задачам практики (лечение, коррекция, профилактика психического расстройства). Несмотря на заявляемую самостоятельность и принципиальное

отличие от психопатологии, патопсихология сегодня в действительности лишь осуществляет собственное переозначивание картины поведения больного в иную терминологическую сеть. И, что характерно, там, где сеть имеет брешь, охотно заимствует термины из психопатологического тезауруса. Особенно там, где речь идёт о пограничных состояниях.

Такой метод лишь создаёт иллюзию знания, поскольку открывает возможность «уд -воения» («утроения» и т. п.) «картины» заболевания. Более того, подобное «умножение» ещё больше затрудняет координацию усилий специалистов разного профиля, работающих на поприще попечения душевнобольных.

Приходится констатировать, что путь подмены одной феноменологии (клинической) другой (патопсихологической) на сегодняшний день исчерпал свои познавательные возможности. Хотя на определённом этапе исторического развития такой путь был и предопределённым и эффективным. Несмотря на присущие феноменологическому подходу ограничения, предметные границы психопатологии удерживаются устоявшимися практиками, выросшими в традиции естественнонаучного подхода. Патопсихология же с самого момента своего возникновения испытывает серьёзные трудности, претендуя на свою самостоятельность. Патопсихологические синдромы, в частности, известны в психопатологии под другими наименованиями гораздо раньше, хотя описаны сугубо клинически, без опоры на сомнительные в валидности экспериментальные патопсихологические методики. Да и как без теоретической конструкции процесса мышления, например, можно создать экспериментальную процедуру исследования мышления. Нелепо звучат поэтому такие заявления, что патопси-холог-де не находит специфических расстройств мышления у больного шизофренией (где расстройство мышления является патогномоничным симптомом заболевания,

без которого диагноз утрачивает свой смысл).

Интуитивно понятно, что множество наук о психике вещают об одном. Речь идёт о некоем целостном феномене, выделяющемся на фоне других феноменов жизни, имеющем свою собственную специфику, проявления, свойства. Но, приняв за свой предмет «психику» («душу») человека, не определяя её концептуально, все эти науки обречены на суверенитет. А душа, не являясь феноменом, не подлежит операционали-зации и научно определена быть не может. Без чёткого определения границ предмет научного исследования неизбежно рассыпается. Следствием этого и становятся те непреодолимые «дуализмы» (сома и психика, мозг и сознание, объект и субъект и т. п.), которыми обременена психология, которые без особой претензии на практический смысл декорируются заявлениями о «био-психо-социодуховной» природе человека.

Несостоятельность таких подходов проявляется уже и в том, что, сталкиваясь с практикой, не имея собственных адекватных концептов, психолог с лёгкостью и без критики эксплуатирует клиническую терминологию для обозначения наблюдаемых феноменов — тревога, депрессия, астения,

— игнорируя при этом исходный клинический смысл этих терминов. Попытки породить собственный терминологический аппарат «психологической диагностики» неизбежно приводят к созданию симулякров [2]. Отсутствие в психологии собственных концептов и теорий, подобных выработанным в медицине — «организм», его функции (физиология), их нарушения (патофизиология) — обесценивает и способы психологического вмешательства (терапии), так называемой «психотерапии» в психологическом исполнении.

К сожалению, подобными прегрешениями инфицирована уже и медицинская психология, начало которой, в отличие от науки о «душе», было многообещающим и в которой были достигнуты выдающиеся успехи,

признанные во всём мире и до сих пор не утратившие своего значения для понимания процессов жизни. Некритичное смешение парадигм — «гуманистической» и «естественнонаучной», обусловленное отнюдь не задачами науки, но исключительно житейскими обстоятельствами (разговорный жанр, конечно, экономичнее экспериментальных исследований), ведёт к тому, что и медицинская (клиническая) психология теряет уже свою целостность и прагматическую ориентацию. К тому же расширение задач клинической психологии в сферу пограничных психических расстройств точно так же, как и в психологии, блокируется отсутствием разработанных в психологии концептов для означивания сложных феноменов (эмоциональное напряжение, нервнопсихическое напряжение, нервнопсихическая неустойчивость и т. п. — иллюстрации сказанному) [1].

Всё состояние современной психологии свидетельствует о её глубоком и перманентном кризисе, суть которого была проявлена ещё Л.С. Выготским [6] и который теперь уже примирительно констатируют современные авторы [5; 7]. Вряд ли причина такого кризиса сводима лишь к сложности «объекта» познания. Кризис этот — методологический, и преодоление его предполагает серьёзную методологическую работу.

Причины и пути преодоления такого «перманентно кризисного» состояния психологии являются одной из популярных тем современной теоретической психологии. Дополнить палитру мнений на этот счет, пожалуй, так же трудно, как дополнить палитру психологических концепций. Общий вывод, однако, заключается в том, что оснований для кризиса в психологии значительно больше, чем оснований для благополучного существования.

Характерно, что и способы осмысления кризиса лежат в той же плоскости. Если еще недавно психологическая наука стремилась к поиску единых оснований, то теперь все чаще звучит призыв к либерализму

— принятию так называемого «творческого хаоса». Возможно, с «творческим хаосом» в психологии можно было бы согласиться как с неизбежностью, если бы не задачи, решение которых общество адресует психологам: задачи обучения (трансляции знаний) и психологической помощи. Но в этом аспекте декларируемый методологический либерализм в психологии означает скорее «вежливый отказ».

Отказываясь же от научного обеспечения практики, психология полностью теряет свою самостоятельность и становится безграничной областью спекуляций на тему человека, не облагораживаемых гуманитарной традицией, присущей философскому уровню мышления.

Суждение не ново, но показательно: подавляющая часть знания, означаемого как психологическое, бесполезна, ибо безосновательна. «Ситуация трагична», — отмечал Г. П. Щедровицкий в середине 80-х годов XX века, — «да, есть очень авторитетная и заслуженная история психологии, но я из нее уже не могу извлекать никаких прикладных знаний, в жизни все это не работает...» [9, с. 4]. Это касается уже не только традиционно понимаемых теорий. Речь идет также и о непрерывно растущих объемах эмпирических данных, обслуживающих задачи самой психологии как социального института.

Очевидным препятствием на пути создания строгой системы психологического знания является сложность той реальности, которую психология стремится возвести в свой предмет. Нематериальность, подвижность, многоликость психического, отчетливая социокультурная детерминация взглядов на природу человека — все это доводы скорее против претензий психологии на научность. Последовательное развитие этого тезиса приводит к тому, что психологию можно понимать лишь как множество точек зрения, относительно устойчивых мнений о по-разному означаемых явлениях человеческого бытия (сознание, мышление,

чувства, поведение и др.). И при таком рассуждении никаких открытий или прогресса в психологии не было и быть не может: ее содержание — локальные во времени и пространстве попытки опредмечивания текущих социальных практик средствами мировоззрения эпохи.

Возможность научного знания в психологии всегда являлась для нее болезненным вопросом. Безусловно, жесткие критерии научности (объективность, верифицируе-мость/фальсифицируемость, теоретическая и эмпирическая обоснованность, систематичность, полезность и т. д.) слишком тесны для познания души человека. Но должна ли быть предметом научного познания душа человека?

Это — основной вопрос психологии. Подобно тому, как из решения основного философского вопроса о первичности материи или сознания порождается все множество философских систем, так решение этого вопроса предопределяет статус и содержание психологии. Если психология не претендует на статус науки и, что особенно важно, не покушается на вмешательство в жизнь человека, то она вправе объявить душу человека объектом своего наблюдения. Если же не оставлять попыток стремиться к точному знанию, то будет честно и правильно разговор о душе (психике) прекратить. На этом пути развития наука психология может и должна иметь дело лишь с тем немногим в поведении человека, что поддается опера-ционализации, оценке и прогнозированию. Такой объект исследований, конечно же, представляет собой лишь частный аспект жизнедеятельности человека, проявляемый экспериментальными или иным образом ограниченными условиями, в частности, условиями болезни. Но лишь такой объект доступен для возведения в теоретический предмет, отвечающий критериям научности.

Подобно тому, как в любой деятельности от качества инструментов зависит качество творимого продукта, в такой сложной сфере, как производство психологического зна-

ния, достоверность и практическая значимость его результата определяется разработанностью концептов, используемых для означивания исследуемых феноменов.

И тогда первой задачей методологического анализа научного психологического понятия становится рефлексия, фиксация и ограничение точки зрения исследователя. В сложной иерархической системе разнородных процессов, каковой представлен любой феномен, ставший объектом научного исследования, фиксация исследовательской позиции — первое и необходимое условие избежать противоречий, которые, конечно же, не являются «присущими действительности», а представляют собой всего лишь последствия методологических допущений.

Отдельный и сложный вопрос: что психолог принимает за действительность в контексте психологического анализа? В свете изложенного выше такой действительностью является сама психика. Допущения «мир», «другие люди», «события и явления» открывают неограниченные возможности придумывать и складывать в системы цепочки умозаключений, однако они неизбежно будут внутренне противоречивы.

Л. С. Выготский вообще считал методологический анализ исходных терминов, поиск и формулирование необходимых для означивания феноменов понятий основной проблемой научной работы, а для такой слабо структурированной сферы знания, как психология, просто необходимой. Причем настаивал, что выработкой понятия не начинается, а завершается цикл научного исследования [6].

Если принимать во внимание, что любое научное исследование — это прежде всего аналитическое разложение исходного феномена на множество подлежащих рассмотрению элементов, то легко представить себе зыбкость любых теоретических построений в таком неограниченном концептуальном пространстве. Однако, если помнить о том, что слова и понятия — лишь средства означивания фактов действительности, но не

сама действительность, то, как это и принято в науке и является необходимым до сих пор условием ее существования, о способах и средствах означивания нужно «договариваться». Таким образом, становится понятной актуальность методологической задачи наполнения конкретным содержанием базовых психологических категорий, которые в современном научном знании приобретают значительную семантическую диффузность, определение их объема, границ и условий применимости.

Для обозначения предмета науки психологии в отечественной традиции естествознания разрабатывалась категория «поведение» — категория, которая позволяла преодолевать неизбежно присущие предмету и методу исследования «психики» дуализмы [10]. При таком понимании, где психика и поведение — суть одно, но поведение при этом не сводимо к «видимым» реакциям, а полагается сложноорганизованной системой функций, обеспечивающей целостность и адаптацию организма, существующие научные дисциплины предстают всего лишь как частные описания различных аспектов (феноменологических, нейрофизиологических, психологических) поведения человека. Всё их разнообразие, вся их сложность и самостоятельность обусловлены, следовательно, лишь «точками обзора» и используемыми терминами. Действительно, поведение можно описать в аспекте психофизиологических функций, в аспекте когнитивных процессов, в аспекте личностных реакций и переживаний, но при этом множестве описаний само поведение остаётся целостным феноменом, не сводимым к описаниям.

При понимании поведения как сложно организованной системы открываются замечательные возможности для анализа ее структуры, функций, динамики. Неизбежное при этом определение уровней организации такой системы — нейрофизиологический, психофизиологический, психологический, социально-психологический — явля-

ется естественным и не нарушает исходной целостности поведения, но позволяет рассматривать его в разных аспектах, где и психомоторные, и познавательные, и личностные процессы осуществляются по единым механизмам, сформулированным, например, в теории функциональных систем

[4], в теории установки Д. Н. Узнадзе [8], в других системных теориях. Такой подход позволяет рассматривать и психосоматические отношения в качестве векторов единого континуума поведения, не прибегая к умозрительным интерпретациям «воздействия психики на тело». Более того, такой ход мысли освобождает от непреодолимого иначе противопоставления «организм — среда», противопоставления, которое блокирует адекватное понимание сути гомео-стазиса, стресса и адаптации применительно к психологическим аспектам этих процессов.

Всё свидетельствует о том, что единственной реальной проблемой научной психологии сегодня становится методологическое обоснование своего предмета и выработка системы собственных «больших» концептов (теории), позволяющей систематизировать множество эмпирических фактов, полученных в опыте. Идеальным решением этой проблемы можно было бы счесть продолжение разработки системной теории поведения человека на разных уровнях его организации: соматическом, когнитивном, личностном (психологии в её истинном значении), теории нарушений психической адаптации — психогенеза психических расстройств (патопсихологии), теории психологического воздействия (психопрофилактики, реабилитации и психотерапии). Такое строение психологической науки, подобное исторически выработанному строению теории медицины, обеспечило бы выход её из методологического тупика и приобретение ею статуса практической дисциплины.

Клинический феномен (симптом, синдром, динамика заболевания), очевидно, де-

терминирован не только болезненным процессом (патофизиологической сущностью заболевания), но и психологическими процессами, определяющими реакции личности на болезнь, и психологическими свойствами и структурами, определяющими собственно личность больного (патопсихологическая сущность заболевания). Такой системный анализ клинического феномена позволил бы не только приобрести новые возможности для научного исследования психических расстройств, но и интегрировать усилия специалистов в решении прак-

тических задач по психологической профилактике нарушений психической адаптации, диагностике психического расстройства и реабилитации психически больных.

К сожалению, в современных условиях научного производства знания, простая пролиферация означающих для неизвестного стала уже «средством выбора», следовательно, прогресса в научном познании, а главное, в разработке валидных и эффективных технологий психологической практики ожидать не приходится.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Алёхин А. Н. Адаптация как концепт в медико-психологическом исследовании // Юбилейный сборник научных трудов (к 10-летию кафедры клинической психологии РГПУ им. А.И. Герцена). СПб.: НП Стратегия будущего, 2010. С. 27-32.

2. Алёхин А. Н. Психологическая диагностика как производство симулякров // Научное мнение. 2011. № 1. С. 133-138.

3. Алёхин А. Н. Психология как предмет исследования: Тезисы докладов международной научнопрактической конференции «Ананьевские чтения-2009 (Современная психология: методология, парадигмы, теории).

4. Анохин П. К. Теория функциональной системы // Успехи физиол. наук. 1970. Т. 1. № 1. С. 19-54.

5. Василюк Ф. Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопросы психологии. 1996. № 6. С. 25-40.

6. Выготский Л. С. Исторический смысл психологического кризиса: Собр. соч.: В 6 т. М.: Педагогика, 1982. Т. 1. С. 386-389.

7. Мазилов В. А. Методологические проблемы психологии в начале XXI века // Психол. журн. 2006. № 1. С. 23-34.

8. Узнадзе Д. Н. Психология установки. СПб.: Питер, 2001. 416 с.

9. Щедровицкий Г. П. Лекции по психологии, читанные в Ростовском университете (фрагменты) // Вопросы саморазвития человека. Вып. 3. К., 1991. С. 3-32.

10. Ярошевский М. Г. Наука о поведении: Русский путь. М.; Воронеж: Изд-во Института практической психологии; МОДЭК, 1996. 380 с.

REFERENCES

1. Aljohin A. N. Adaptatsija kak kontsept v mediko-psihologicheskom issledovanii // Jubilejnyj sbomik nauchnyh trudov (k 10-letiju kafedry klinicheskoj psihologii RGPU im. A. I. Gertsena). SPb.: NP Strategija budushchego, 2010. S. 27-32.

2. Aljohin A. N. Psihologicheskaja diagnostika kak proizvodstvo simuljakrov // Nauchnoe mnenie. 2011. № 1. S. 133-138.

3. Aljohin A. N. Psihologija kak predmet issledovanija: Tezisy dokladov mezhdunarodnoj nauchno-prakticheskoj konferentsii «Anan'evskie chtenija-2009 (Sovremennaja psihologija: metodologija, paradigmy, teorii).

4. Anohin P. K. Teorija funkcional'noj sistemy // Uspehi fiziol. nauk. 1970. № 1. T. 1. S. 19-54.

5. Vasiljuk F. E. Metodologicheskij smysl psihologicheskogo shizisa // Voprosy psihologii. 1996. № 6.

S. 25-40.

6. Vygotskij L. S. Istoricheskij smysl psihologicheskogo krizisa: Sobr. soch.: V б t. M.: Pedagogika, 1982. T. 1. S. 38б-389.

7. Mazilov V A. Metodologicheskie problemy psihologii v nachale XXI veka // Psihol. zhurn. 200б. № 1.

S. 23-34

8. Uznadze D. N. Psihologija ustanovki. SPb.: Piter, 2001. 41б s.

9. Shchedrovitskij G. P. Lektsii po psihologii chitannye v Rostovskom universitete (fragmenty) // Voprosy samorazvitija cheloveka. Vyp. 3. K., 1991. S. 3-32.

10. Jaroshevskij M. G. Nauka o povedenii: Russkij put'. M.; Voronezh: Izd-vo Instituta prakticheskoj psihologii; MODEK, 199б. 380 s.

И.М. Богдановская

МИФЫ О РОССИИ: КОНСТРУКТИВНОЕ И ДЕСТРУКТИВНОЕ ВЛИЯНИЕ НА СОЗНАНИЕ СОВРЕМЕННОЙ МОЛОДЕЖИ

Статья выполнена в рамках исследования при поддержке фонда РГНФ (проект № 09-03-00028а)

Представленные результаты основаны на междисциплинарном теоретическом анализе современной социальной мифологии и на обобщении результатов эмпирического исследования. Основные группы мифологизированных образов России в сознании современной молодежи включают: мифологизированные образы российского пространства, исторической перспективы России; символико-метафорические образы России; типы социально-мировоззренческих ориентаций молодежи. Выявленные аспекты конструктивного и деструктивного влияния мифов о России могут быть использованы для анализа и интерпретации групповых и индивидуальных образов России у молодых людей, а также при разработке рекомендаций по профилактике деструктивного воздействия мифологизации образа России на социальные процессы и сознание современной молодежи.

Ключевые слова: мифы о России, конструктивное и деструктивное влияние, образ России, социальная мифология, ценности, анти-ценности.

I. Bogdanovskaya

Myths About Russia: Constructive and Destructive Impacts on Consciousness of Modern Youth

The article gives an interdisciplinary theoretical analysis of modern social mythology and the generalization of the results of an empirical research. The basic groups of the mythologized images of Russia in the consciousness of modern youth include: the mythologized images of the Russian space; historical prospect of Russia; symbolic and metaphorical images of Russia; types of attitudes values and anti- values. The aspects of constructive and destructive influence of myths about Russia described in the paper can be used for an analysis and interpretation of individual and group images of Russia among young people, and for recommendations for preventing the destructive impact of mythologizing the image of Russia in the social processes and consciousness of the modern youth.

Keywords: myths about Russia, constructive and destructive impacts, image of Russia, social mythology, values, anti-values.

cyberleninka.ru

Глава 1. Влияние как психологический феномен — Мегаобучалка

Федеральное государственное бюджетное учреждение

Высшего профессионального образования

«РОССИЙСКАЯ АКДЕМИЯ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА

И ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛУЖБЫ

При ПРЕЗИДЕНТЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ»

Международный институт государственной службы и управления

Кафедра акмеологии и психологии профессиональной деятельности

Курсовая работа на тему:

«Особенности психологического влияния

В деловом общении»

Автор работы:

Студентка 3 курса

Группы СО-131

Очной формы обучения

Игнатова Светлана Алексеевна

Подпись____________

Руководитель работы:

Кандидат психологических наук

Паевская Наталья Евгеньевна

Оценка____________

Подпись____________

Москва

Содержание

Введение..………………………………………………………………………3

Глава 1. Влияние как психологический феномен………………………...6

1.1. Понятие и виды психологического влияния……………………..6

1.2. Модель психологического влияния……………………………...13

1.3. Методы психологического влияния…………………….……….15

1.4. Закономерности психологического влияния.................................17

Выводы по первой главе……………………………………………………...

Глава 2. Психологическое влияние в деловом общении……………….20

2.1. Деловое общение: понятие, виды, формы……………………….20

2.2. Характеристики психологического влияния в деловом общении……………………………………………….………………..22

2.3. Способы противостояния психологическому влиянию в деловом общении…………………………………………………………...……26

Выводы по второй главе……………………………………………………..

Заключение…………………………………………………………………...28

Библиографический список.......................………………………………...30

Введение

 

Психологическое влияние – это феномен, с которым каждый человек постоянно сталкивается в своей повседневной жизни. Порой сами этого не замечая, мы с помощью своих слов или действий изменяем поведение и установки окружающих, и они в свою очередь оказывают точно такое же воздействие на нас.

Мы встречаемся с данным явлением повсюду – на работе, в семье, в супермаркете, совершая покупки, и даже находясь наедине с собой, мы всё равно испытываем последствия того или иного акта влияния, которые зачастую оказываются не столь безобидными, как может показаться с первого взгляда.

Именно поэтому становится очевидной актуальность данной проблемы, ведь безопасность и целостность личности, умение противостоять психологическому воздействию со стороны других людей – вот по-настоящему главные ценности общества, потому что без здорового, всесторонне развивающегося и стремящегося к самореализации человека не может эффективно функционировать ни одна социальная система.

Изучение психологического влияния позволяет не только глубже понять природу данного явления и причины его возникновения, но также выяснить свойственные ему закономерности и механизмы, и самое важное – найти способы противостояния влиянию, когда этого необходимо.

В данной работе наиболее подробно будет рассматриваться психологическое влияние в как деловом общении.

Исследование проблемы психологического влияния в деловом общении имеет высокую степень значимости, потому как именно в данной сфере наиболее часто используется целенаправленное и нередко скрытое влияние, которое может привести к негативным последствиям. Таким образом, необходимость поиска эффективных методов противостояния различного рода воздействиям, а также способов устранения или смягчения отрицательного влияния – это первый факт, подтверждающий важность вопроса.

Второй факт заключается в том, что психологическое влияние в сфере деловых отношений может иметь положительные функции, ведь порой изменение поведения осуществляется во благо объекту воздействия. Это говорит о необходимости изучения данного процесса как системы элементов, правильное построение которых позволяет достигнуть наилучшего результата.

Исследование поставленной проблемы осуществляется как зарубежными, так и отечественными авторами в различных областях психологии. К примеру, социальная психология рассматривает коммуникативный аспект психологического влияния, а именно то, как и посредством чего в процессе общения действия одного человека являются причиной изменений в сознании и поведении другого. В когнитивной психологии влияние изучается с точки зрения познавательных процессов, таких как восприятие и воображение, а также привязывается к проблемам представления информации и принятия решения. Бихевиоризм, исследующий, как посредством стимула формируется определенная реакция, можно считать напрямую связанным с психологией влияния.

Таким образом, целью данной работы является исследование особенностей психологического влияния в деловом общении.

Для достижения выбранной цели были поставлены следующие задачи:

· определить степень исследованности проблемы;

· изучить понятие психологического влияния, его виды и закономерности;

· проанализировать точки зрения различных авторов, систематизировать имеющиеся данные;

· раскрыть понятие делового общения, выявить механизмы и особенности психологического влияния в данной сфере;

· рассмотреть способы противостояния психологическому влиянию.

Объект исследования – деловое общение, предмет – особенности психологического влияния в сфере делового общения.

В работе будут использованы главным образом методы формальной логики, такие как дедукция, индукция, анализ, синтез, классификация, систематизация и т.д. Также обратимся к общенаучным и специфическим (для психологии) методам исследования, основанным на принципах системности, детерминизма и т.п., например, методу постоянного учета единства психики, сознания и деятельности.

 

Глава 1. Влияние как психологический феномен

megaobuchalka.ru

Феноменология социальной психологии.

Изучение социальной психологии следует начинать с рассмотрения её феноменов, которые могут быть упорядочены по различным основаниям.

  1. Мы часто замечаем, что:

  • Испытываем на себе влияние других людей, изменяем свое поведение, подражая им;

Человек существует и развивается в обществе, в конкретной группе в соответствии с принятыми требованиями: изменяет свои мысли и поведение, переживает какие-либо эмоции, чувства под влиянием взаимодействия с другими участниками группы.

*Т.е., социальнаясреда влияет на наскак на отдельную личность.

  1. Мы нередко обращаем внимание на то, что:

  • Часто с интересом воспринимаем различные слухи;

  • Обмениваемся переживаниями со своими знакомыми и случайно встреченными людьми;

  • Относим вновь увиденных людей к определённому типу.

*Обмениваясь информацией и переживаниями с другими людьми, лучше узнавая их, каждый из нас, так или иначе,участвует в общении.

  1. Взаимодействуя с другими людьми, мы отмечаем, что:

  • Воспринимаем и оцениваем их;

  • К одним испытываем постоянную неприязнь, к другим – симпатию;

  • Играем определенные социальные роли: студента, сына\дочери, влюблённого и т.п.

*Находясь в социальной среде и общаясь с другими людьми, мы принимаем участие в межличностных отношениях.

  1. Оказываясь в той или иной общности людей (учебной группе, компании друзей), мы замечаем, что в одних группах нормальные взаимоотношения («хороший психологический климат») – такими группами легко управлять. «Неблагополучные» требуют больших усилий для организации их совместной деятельности.

*Поскольку любой из нас принадлежит к определённой социальной общности, нам часто приходится участвовать вгрупповом взаимодействии(а людям, чья профессия связана с таким взаимодействием, необходимы ещё и навыки его организации).

  1. Мы замечаем, что:

  • Наша внутренняя и внешняя активность часто изменяется в присутствии других людей;

  • С одними нам легко и продуктивно работается, с другими возникают трения;

  • В одиночку нам скучно работать, а в хорошей группе мы трудимся более эффективно.

*Итак, характер взаимодействия людейвлияет на эффективностьих деятельности.

Рассмотренные нами явления относятся к социально-психологическим феноменам.

Феномен – исключительное явление, данное человеку в его непосредственном опыте и постигаемое им при помощи чувств. То, что мы в своем восприятии выделяем как целое на фоне потока разнообразной информации, воздействующей на наши органы чувств. Фрагмент реального мира, воспринимаемый индивидом как целое.

Социальная психология исследует такие феномены, а также причины, условия, закономерности и механизмы их проявления, как:

  • Подражание, внушение, убеждение;

  • Сплочённость и конфликтность;

  • Совместная деятельность и межличностные отношения.

Такое исследование может проводится на разных уровнях. НАПРИМЕР: сплочённость на уровнях: эмоциональном, ценностном, предметном.

Группа:цели, организационные структуры и динамика групп (групповое давление, исключение участников, формирование ролей), особенности оценочных суждений участников группы, процессы лидерства и руководства и т.д.

Личность:социальные установки, межличностные связи\отношения, ценностные ориентации, роли.

Массовидные явления:

  • Классовые и национальные психологические особенности;

  • Нравы, обычаи, привычки;

  • Психологические особенности массы, толпы.

При всём разнообразии социально-психологических феноменов основным источником их выступает сфера общения между людьми. Указанные феномены проявляются как отражение (познание, переживание и освоение) различных форм общения, зависящих от многих факторов.

Многие из перечисленных феноменов социальной психологии принадлежат к различным уровням феноменологии, которые в свою очередь, образуют некоторую иерархию по сложности или степени опосредованности.

НАПРИМЕР:феномен привлекательности более непосредственен (мы «здесь и теперь» можем непосредственно чувствовать симпатию к конкретному человеку), чем сходство ролевых ожиданий или ценностных ориентаций.

Выявление некоторых феноменов может потребовать достаточно сложного теоретического анализа и экспериментирования.

Нужно помнить, что всякое явление всегда богаче собственной сущности.

studfiles.net

Социально-психологические феномены - Pro-Psixology.ru

0 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 5 (0 оценок, среднее: 0,00 из 5, вы уже поставили оценку)

Социальное влияние имеет место в том случае, если в результате взаимодействия повторный ответ человека на некую проблему более сближается с ответом другого, чем с собственным первоначальным, т. е. поведение одного человека становится подобно поведению других людей.

В связи с проблемой социального влияния следует различать понятия конформности и внушаемости.

Рис. 7.1. Социальное влияние

Полная версия статьиСоциально-психологические феномены атрибуции ответственности, Внушаемость, Конформность, Нонконформизм, суггестия, Чрезмерный конформизм 0 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 5 (0 оценок, среднее: 0,00 из 5, вы уже поставили оценку)

Коммуникация — процесс двустороннего обмена информацией, ведущей к взаимному пониманию. В переводе с латыни она обозначает «общее, разделяемое со всеми». Если не достигается взаимопонимания, то коммуникация не состоялась. Чтобы убедиться в ее успехе, необходимо иметь обратную связь о том, как люди вас поняли, как они воспринимают вас, как относятся к проблеме.

Коммуникативная компетентность — способность устанавливать и поддерживать необходимые контакты с другими людьми.

Для эффективной коммуникации характерно: достижение взаимопонимания партнеров, лучшее понимание ситуации и предмета общения. Это способствует разрешению проблем, обеспечивает достижение целей с оптимальным расходованием ресурсов. Коммуникативная компетентность рассматривается как система внутренних ресурсов, необходимых для построения эффективной коммуникации в определенном круге ситуаций межличностного взаимодействия.

Полная версия статьиСоциально-психологические феномены виды общения, Стратегии, тактики 0 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 5 (0 оценок, среднее: 0,00 из 5, вы уже поставили оценку)

Транзактный анализ общения выделяет три основные позиции: Ребенка, Родителя, Взрослого, которые могут неоднократно сменять одна другую в течение дня или одна из них оказывается преобладающей в поведении того или иного человека. С позиции Ребенка он смотрит на другого как бы снизу вверх, с готовностью подчиняется, испытывая радость от того, что его любят, но одновременно и чувство неуверенности, беззащитности. Эта позиция, будучи основной в детстве, нередко встречается и у взрослых. Так, иногда молодая женщина в общении с мужем хочет почувствовать себя вновь озорной девчонкой, оберегаемой от всяческих невзгод. Муж в таких ситуациях занимает позицию Родителя, демонстрирует уверенность, покровительство, но одновременно и безапелляционность, приказной тон, В другой раз он сам, например общаясь со своими родителями, попадает на место Ребенка.

Полная версия статьиСоциально-психологические феномены 0 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 50 оценок, среднее: 0,00 из 5 (0 оценок, среднее: 0,00 из 5, вы уже поставили оценку)

Процесс восприятия одним человеком другого выступает как обязательная часть общения и составляет то, что называют перцепцией. Поскольку человек вступает в общение всегда как личность, он и воспринимается партнером по общению так же. По внешней стороне поведения мы, согласно С. Л. Рубинштейну, как бы «читаем» другого человека, расшифровываем значение его внешних данных. Впечатления, которые возникают при этом, играют важную регулятивную роль в процессе общения. Во-первых, при узнавании другого формируется сам познающий индивид. Во-вторых, от того, насколько точно «прочтение» другого человека, зависит успех организации с ним согласованных действий.

Полная версия статьиСоциально-психологические феномены Идентификация, каузальной атрибуции, Обратная связь в общении, Эмпатия

pro-psixology.ru